10/02/22: мы обили гробик замшей, теперь он красивый и тёплый, что аж глаза слепит.
17/01/22: мы мирно открылись, мирно катимся, зимнее обострение.

faqролигостеваянужны | modern au, 18+, уют японии 00-ых, пнд

наруто: [по]дихати

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » наруто: [по]дихати » I.III: НОНСЕНС » Семейное значит друг друга не бросать; на постоянной основе


Семейное значит друг друга не бросать; на постоянной основе

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

[hideprofile]

"как жить дальше", разумеется, нашлось достаточно быстро. вот только... сложно всё, да? сюжет определённо становится щедро перегружен и всё менее располагает к жизни; ни то здоровой, ни то в принципе. продайте голливуду.

#itasasu
год спустя с wabi-sabi

+1

2

То самое нечто, что отличает человека от животного - жестокость. Жестокость - возможно, есть то нечто, присущее лишь человеку. Животное руководствуется инстинктами, выживает, отвоевывает территорию, вступает в борьбу за продолжение рода, защищает потомство. Человек - цивилизация. Человек считает себя выше вселенной и, рано или поздно, вселенная накроет человечество смогом мрака,  вдыхая который разорвет легкие. Человеку нет смысла воевать, убивать, воровать, насиловать - цивилизация. Но человек включает спортивный канал и смотрит как два бойца бьют друг другу лица, получая от этого извращенное наслаждение. Два бойца в центре хрустят костями, глухие удары по лицу, всплеск эмоций, капли крови у ног, адреналин пропитавший воздух. В этом нет никакого смысла. В этих восторженных, возбужденных криках с трибун нет никакого смысла. К черту. Его просто не существует. Человек включает порно и смотрит сцену насилия над переспелой школьницей - это все лишь постановка, но член сжатый в кулак возбужден до предела. Адреналин бьет по вискам в темном переулке, пока старушка дрожащими руками передает в руки грабителя содержимое своей сумочки - ему плевать, что это последнее, что у нее осталось. Жестокость? Но чего ради? Жестокость ради жестокости. Цивилизация идет ко дну, делая животными высшими существами в понимании мира. Первобытные инстинкты - первобытная жестокость. Современное общество - призраки пробитого дна.

Вкус чужой крови на губах. Соль с песком раздражает свежие раны. Адреналин раздувает вены, до дрожи растекается по всему телу, забитому чернилами под кожей. Рисунки оживают с каждым движением. Крылья ворона на спине с каждым ударом будто шелестят перьями. Приглушенные крики с трибун и размытые в слоу мо движения. Удар за ударом и  некогда смазливое лицо оппонента лишь кусок мяса в соленом песке. Череда побед. Ты чудовище. Ты та самая жестокость, ты тот самый призрак пробитого дна. Любимая игрушка публики. Любимчик своего "хозяина", который жадно потирает руки перед началом каждого боя. Твое имя стерто - чужое имя стало твоим. Кто ты? Что ты? Откуда? Ради чего все это? Так сложно сохранить себя. Столько времени утекло с кровью и песком, смешалось под ногами на арене, где правят лишь безумие, жестокость и боль. Ты часть этого представления. Ты часть этого шоу. Часть этого абсурда, его составляющая. Ты мерзкая тварь с самых глубин преисподней. Кому какое дело до того, что внутри, до твоих идей, принципов, мотивов - ты слаженный механизм, откалиброванный с поразительной точностью, машина для убийств. Сколько чужой крови на руках? Сколько чужой боли понадобилось для того, чтобы для нее оглохнуть? Скольких понадобилось довести до полусмерти, чтобы приглушить отвращение к самому себе? Сколько еще? Как долго? Как скоро? Будет ли положен всему этому конец? На той самой арене или за ее пределами? На той самой арене, где с песком смешалась кровь Шисуи и сотни других бойцов? На той самой арене, где мешается с песком кровь Итачи и тех, кому не посчастливилось оказаться на ней в один из многих паскудных вечеров?

Жестокость ради дела? Жестокость ради справедливости? Жестокость ради мести? Жестокость ради жестокости?

Бойцовский клуб о котором нельзя говорить, но о котором знает почти каждая собака в этом паршивом клубе? Как правило, здесь не бывает случайных людей. Как правило, случайные люди не снимают номер в гостинице выше. Как правило, по субботним вечерам, двери подвала закрывают на засов изнутри и предвкушение ставочников ощущается в воздухе. И сегодня, лишь хреново завуалированные разговоры о завтрашнем поединке, шелестом катят по прокуренному клубному воздуху, мешаются с дымом, на вдохе будто заражают присутствующих. То и дело косые взгляды, которые Учиха топит на дне стакана виски. Тот ненавистный липкий интерес, на дне, обтекает кубики тающего льда. Тонкие женские пальцы на плечах, бегают по шрамам забитым чернилами. Будто никого не существует вокруг - мир для Учиха пуст. Мир лишь на дне стакана, в котором он так привычно топит его, отпуская в полет воспаленное сознание; через пол, сквозь землю и ниже. В отражении виски чужой взгляд - режущая пустота. В отражении не осталось ничего от него и едва ли финал вернет все на свои места; больше не будет как прежде. Он никогда не станет прежним. 

Рваные джинсы, белая майка без рукавов, костяшки скрытые бинтами с потеками крови, потертые кеды, пирсинг в ушах и разбитая в кровь губа, с уже успевшей покрыться корочкой раной. Расписанное татуировками тело вызывает интерес у пристроившейся на спинке диввна девчонке, которая будто случайно оказалась среди сброда в дорогом вечернем платье с откровенным разрезом и декольте; точно Джессика Рэббит. "Джессика" перебирает некогда длинные волосы Учихи, которые теперь едва достигают плеч - "как жаль" - он брезгливо дергает головой, и отпивает из своего стакана, раскусывая кубик льда зубами. Джессика демонстративно надувает губки - "всегда ты так" - Итачи вновь брезгливо дергает головой, в раздражении хмуря брови. Нобу - мужчина в вылизанном дороговизной костюме - по отечески хлопает его по колену, не отрываясь от разговора со своими "партнерами", своими выгодными ставками, своей жадностью сидящей напротив. Учиха лишь вещь, экспонат - в нем нет ничего живого. Он товар на этом рынке жестокости и товар подливает еще виски в стакан, оценивая с чужих уст собственную стоимость, о которой Нобу может яро спорить на протяжении бесконечности. Ставка растет - отвращение к себе давно убито, выбито на арене с чужим криком и кровью. Рано или поздно, всему придет конец, все это не зря, не напрасно. Он не повторит судьбу Шисуи не оставив его смерть без ответа. Слишком много времени потрачено и сил. Слишком, чтобы просто так сдохнуть и это заставляет двигаться дальше, вперед, играя по чужим правилам в чужую игру. Это заставляет приглушить гордость, но не убить до конца косым взглядом в сторону названного отца, который отдергивает руку от его колена точно ошпаренный. 

- а ты еще кто? - Итачи следует взглядом за его голосом, за предметом вызвавшим интерес "отца", лениво и без эмоций, - малышка, ты заблудилась?

Учиха давно не связывался со своей семьей, на протяжении всего дела. Он сирота, которого подкинули пьяницы в детский дом. Он человек, потерявший приемную родню в таком "случайном" пожаре. Его история была продумана до мелочей и в этой истории не было и намека на прошлое. Полная противоположность самому себе. Роль, которую приходится играть, чтобы довести начатое до конца. Он наркоман, он алкоголик, он вор, он убийца. Он тот, кого принято презирать, ненавидеть и опасаться. Он сумасшедший. Он лежал в клинике на протяжении трех лет и вынес из белых стен соответствующий диагноз. Его существование шутка, которой умело воспользовался Нобу, попав на крючок; жадно заглотил наживку и уже не сорвется. У Итачи было прошлое - у Кадзу оно стерто психотропами, лишь жалкие его обрывки, скупые, ничтожные, холодной горечью обволакивающие горло. Он жил этой ролью. Он был тем, кем его создали. А потому - именно потому - незваный гость заставил его сердце пропустить удар. Второй. Третий. Сердце будто уже и не бьется.

То прошлое, которым он так дорожил. То прошлое, ради которого жил Итачи. То прошлое, которое он предал. То прошлое, которое защищал. То прошлое, которое может все испортить.

- С каких пор малолеток стали пускать в клуб? - он смотрит прямо на Саске, прямо в его глаза, спустя столько времени, сейчас, прямо перед ним, - мне стоит его проводить? - но вместо этого Нобу хлопает ладонью по дивану рядом с собой, не без интереса наблюдая за реакцией Итачи, который с силой сжал стакан в своей руке. На бинтах, пятнами, проступает свежая кровь.

- Кажется, ты понравился Кадзу, раз он даже соизволил заговорить, - ухмыляясь, в предвкушении "шоу", Нобу двигается по дивану, освобождая место между ним и Итачи , - ты ведь не откажешь моему гостеприимству?

Мужчина кивает "Джессике" и та, спрыгнув со спинки кожаного дивана, выуживает из декольте крошечный сверток, передавая его боссу, который тут же прячет его в рукаве. Девушка наливает парню выпить, зазывающе облокотившись на спинку дивана у пустующего места. 

Держи он язык за зубами, что изменилось бы? В голове крутится масса вариантов, ответов на вопросы которые могут возникнуть, пойди что-то не так. "Какого черта ты здесь забыл" - и он снова топит себя в глотке спиртного - "какого черта?" 

Что больше волнует Итачи? Появление брата или возможный срыв затянувшейся операции? Если придется убить его ради дела, сможет ли он это сделать? Если нужно притворяться то как, когда злость поднимается изнутри? 

Учиха откидывается на спинку дивана поднимая взгляд к потолку. Он закуривает сигарету. Заходили желваки. Зажатый между пальцами сильнее положенного фильтр.

"И что же ты будешь делать, брат"? Пусть остается случайным. Пусть это будет оштбкой. Пцсть окажется реалистияным сном, от которого рано или поздно придется очнуться.

Черви копошатся под кожей - мурашки по мышцам. Горло душит незримыми руками и даже сигаретная затяжка дается с трудом. Быть может он ошибся? Но он не мог не узнать его глаза среди миллиардов чужих глаз - такие же, как у него самого.

"Как отец это мог допустить?"

Он устало потирает переносицу, стараясь не встречаться с братом взглядом; так хотелось выпроводить его отсюда, вправить мозг парой точных ударов, задать неозвученный вопрос в лицо. Бездействие - истинная мука, махохизм - его истинное предназначение.

+1

3

Наверное, их всё-таки воспитывали неправильно.
Наверное, у любого ожидания признания имелся свой лимит.
Будь то детская любовь, авторитета, необходимость внимания, чувство долга, приверженность, верность - это всё значимо до определённого момента, а потом, при неблагоприятных обстоятельствах, в том самом нежном возрасте может сложиться так, что всё переведётся. Как раз случай Учиха: нежный возраст, неразрешенные (незамеченные или проигнорированные) потребности, невозможность получить то, в чём нуждался, чёртовый брат с тем чертовым сексом, и... Наверное, всё, что дальше - имело мало шансов.

Удивился ли, когда однажды Итачи просто не вернулся с работы, исчезнув? Нет. Это было очень в духе брата. Удивился ли реакции отца? Нет, это было очень в его духе. Удивился ли, когда спустя какое-то время отсутствия брата родитель, кажется, ни то что-ьо понял, ни то что-то надумал, стараясь проводить с нем больше времени, будто в младшем сыне словно появился смысл? Может, самую малость. Скорее, было больновато и... будто бы омерзительно; все равно.

Саске мог бы принять это внимание, мог бы обрадоваться, мог бы - как и всегда - оставаться послушным, хорошим сыном, наконец-то получившим то, о чём так грезил долгие годы, заглядываясь на старшим с обожанием и бесконечным уважением. Но только теперь этого не было. Всё будто... выглядело иначе: оказалось, что если смотреть на Саске из соседнего окна, ситуация будет выглядеть совершенно иначе. А вне этого окна, оказалось, их ещё неконечное множество.

Он едва ли сказал бы, почему поспешил вырваться из родного дома так скоро. Почему согласился на предложенный ему контракт, никогда не мечтая быть там, где оказался. Как так получилось, что заместо патрулей улиц или рейдов он, неизменно умный, сильный и обладающий всему связями, вдруг оказался просто "красивым" - как временами шутил отец, отмечая достаточно крепкую связь Саске с матерью, но не стремясь никак укреплять её с сыном. Лицо, наверное, в самом деле являлось самым большим достижением - условно - Саске и есть так, если оно помогало чувствовать меньше угнетения и боли, чем использование мозгом и амбиции, то ладно.

С конце-то концов, всё, что делал, Учиха было добровольно, приносило немало денег и, в каокм-то смысле, дарило признание. Сотни тысяч незнакомых ему глаз, полных обожания, восторга, желания, зависти - неплохо заместо вынужденного, выплюнутого признание со стороны отца, более не нужного, не так ли? Саске никогда не говорил, что откажет им в визите, если захотят заглянуть к сыну. Но отец не желал, пускай Саске и знал, что поглядывал "Своими" способами. Зато время от времени заходила мать.

Об Итачи они не говорили. И об отце тоже. Лишь изредка осторожные призывы к тому, чтобы всё-таки поступить в Академию, что время есть, что не поздно. Которые, конечно же, Саске болезненно, хоть и спокойно, обходит стороной. Они всё равно не смогут заменить им Итачи. Младший знал. Даже если бы очень захотелось.
Они вообще мало о чём теперь разговаривали, да и времени на скупые остатки семьи оставалось всё меньше.

У Саске теперь куча новых знакомств и связей, он теперь в делах, и даже самые бытовые, банальные вещи - они вдруг стали частью работы. Кажется, у Орочимару чуйка на особенность и деньги, а у Кабуто - талант к менеджменту, чтобы подхватывать мысли начальника, воплощая их в явь.

Наверное, Саске действительно красивый - что там ещё шло с этим в придачу, хах? - раз удалось так быстро поднять волной интереса и хайпа, что не растерялась бы, а стала стабильностью, вылившейся в "бум" и деньги. И ладно. Зато с него сдували пылинки, зато не было времени скучать. Не то чтобы это помогало ощутить себя важным или нужным, не то чтобы это разрешило хотя бы одну проблему юноши, но... Это хотя бы дало возможность себя занять, отвлечься; подарило новую обстановку, максимально отличную от прошлого и никак-ничему не напоминавшую то, что болело; познакомило с новыми способами забыться он познакомился тоже, хотя, если честно, в разном так и не пошёл. Что-то сдерживало от всех тяжких, что даже обидно, но... С другой стороны, давало возможность потешить тщеславие, глядя за тем, как и куда катятся другие. Он, вписавшись в это всё, оставался вне системы, не лишний, но подобный белой вороне даже здесь. Снова.

х х х

[...]

- Тухлое место, - ответил он в ответ на порос Анжелики, неплохо совмещавшей свою формальную профессию с, бхмн, более глубоким знакомством со своими продающимися на картинках частями. Она иногда бывала напряжённой, но в целом умела неплохо подавать всякие истории про своих клиентов, рассказывала всякий мусор, но делала это в специфической манере, вполне занимательной, чтобы даже кто-то вроде Саске слушал их раза в раз.

Да брось, Саске, - она толкнула его в плечо, пьяновато улыбаясь, а парень лишь покрутил чашку кофе, так к нему и не прикоснувшись. С одного определённого момента, он не пил ничего в незнакомых местах, а если и решал чем-то разбавить свою скуку, то приносил это собой. Потому что... Потому что. - Не делай вид, что тебе всё равно! Сюда, знаешь, не то чтобы так просто попасть... Столько знакомств и зеленых можно загрести, оах, если уметь правильно распоряжаться компанией.

В ответил лишь едва закатанные глаза и смешка. Да, попасть сюда непросто. Но не то чтобы Учиха оно сильно волновало: его тоже куда попало не затянешь, и по-прежнему не очень понятно, как Кабуто удалось уговорить его. Впрочем, он сказал почти тоже, что Анжелика, ну и ещё приправил ненужным мусором; добровольно-принудительно, скажем.

Взгляд прошёлся по помещению, выискивая, чего еще не рассмотрел, по этажу, по второму... Ему вдруг будто бы пощечину влепили, разряд прошёлся по позвоночнику. Там...

Он проморгался, даже будто в лице изменившись. Глянул ещё раз: фигуры никуда не делись. Но...

"Итачи?"

Возможно, дурное освещение, возможно, проглоченная прежде таблетка, чтобы не умереть со скуки, всё-таки дала о себе знать. Но это точно был... Здесь? Как? Да нет, не он, он... моргнуть ещё раз - и наваждение никуда не исчезло.

- ... я всегда здесь, чтобы составить тебе компанию, ты же знаешь, д...

- Я сливаюсь, - выдал достаточно резко, буквально подорвавшись с места так, натурально даже в ногах запутавшись. Наверное, к лучшему: пришла мысль, что лучше в самом деле притвориться уже "Немного" такого. Саске непременно показалось, почудилось, и теперь надо просто успокоить застучавшее чаще сердце, мол - смори, тупорылое - и свалить, убедившись в собственной ошибке да милейше извиниться за то, что обознался - с кем в клубах не бывает, особенно в таких.

- А? - девица уловила, куда собрался двинуться Учиха, и её лицо вытянулось. - О? Вот это конечно губа не дура... у вас, Учиха, в крови тяга к самому-самому, ага? Ну, ты только осторожнее, мне, знаешь, там не очень повезло, - Саске лишь отмахнулся, а та, чёрт знает, что у нее в голове, поспешила вскочить следом и лизнуть его в щеку, чтобы, воспользовавшись моментом, торопливо на кое-как запихнуть в задний карман его штанов несколько веселых разноцветных резинок. Тот лишь что-то пробормотал - весьма в их духе - и двинулся туда, на второй этаж. Наваждение не проходило, и Саске натурально вело: стучало сердце, в висках стучало тоже, перед глазами будто всё стало втрое четким, и дело далеко не в таблетке. Если бы так просто. Разве что его образ все никак не рассеивался.

Настолько глупо Саске не ощущал себя давно.
Зачем он подошел к этим диванам? Что собирался сказать?
Не тупой ведь,  самом деле мечтал пойти по семейным стопам, потому многое знал, многое умудрился считать и... потому снова задался вопросом: какого чёрта он здесь? Итачи обходил бы таких за сто верст, не его контингент, разве что для каких-то там коррупционных или около того разборок.

Но, чёрт подери, тот мужчина... Тёмные глаза впились в него, выставляя ненадолго выпасть из реальности и в ней потерявшись, в самом деле выглядя так, что либо успел опьянеть, либо чего посерьезнее.

это не мог быть Итачи.
Это... словно бы перевернутая, переиначенная тень брата.
С таким же голосом, с тем же сраным пренебрежением...
Это...
Не мог быть.
Итачи.
?!

- Этот уголок показался не таким скучным издалека, как стойка, - юноша повёл плечом, чуть поправив свою тонкую, почти безразмерную светло-голубую кофту-распашенку в большим вырезом, который  позволял разглядеть ненавязчивую длинную серебряную подвеску и чёрный чокер. - Я поторопился с выводами, похоже? - взгляд от ... того, кто совершенно точно полная копия его брата (что с ним стало? это он? бывали и люди настолько похожие?) наконец оказался переведен на того, другого человека, который говорил. Глаза Саске совершенно черные, непроницаемые, не читаемые, а немного размазанная ненавязчивая тонкая коричневая карандашная подводка лишь подчеркивала это.

- А, может, и нет, - долго не раздумывая и затыкая вся инстинкты, здравый смысл, собственные наблюдения, Саске занял предложенное ему место. Без излишней вальяжности, раскрепощенности или улыбчивости - не тот у него флёр, но зато с учиховским молодым шармом того, кто уже успел привыкнуть к подобного рода дерьму (и на которое в любой момент мог откровенно наплевать). - Хорошие мальчики гостеприимству не отказывают, - он, конечно же, принял "угощение", но не отпил, став будто бы с неистовым интересом разглядывать тех, между кем оказался.

- Мне нравится ваше чувство вкуса... Люблю людей, которые умеют ценить и показывать прекрасное, - напиток между делом отставлен на столик, пока Саске продолжает строить из себя расслабленного окружением или чем-то ещё, чуть малость болтливого "малышка". - Хотя, конечно, это чувство не всем дано, - потому что не смог не воспользоваться моментом, чтобы не отметить бинтов и... всего прочего, мазнув по так похожему на Итачи человеку откровенно брезгливым взглядом. Внутри что-то скрутилось, поднялось в горлу неприятным комом и обрывками воспоминаний, заставив повернуть лицо к тому, другому человеку. - В разнообразии веселье, впрочем, ага, мистер...?

+1

4

Урок, который так и не был усвоен до конца? Урок для Саске. Урок для Итачи. Урок, который не забыть, как не старайся выкинуть из головы - сквозь амнезию. До крика, до боли, до стона. Многое изменилось, перевернулось с ног на голову да так и осталось в подвешенном состоянии. Урок без ответа. Воспоминания. До отвращения. До ноющей пульсации внизу живота. До расширенных - точно космос - зрачков. Сладкое отвращение - противоречиво. Проще выкинуть из жизни, чем из головы. Притупить, но не забыть. Притупить но помнить. 

Псина подбитая палкой. Как инстинкт самосохранения? Правило вбитое в голову? Желание угодить? Не до конца усвоенный урок. Какого черта ты здесь но не до конца? Какого черта ты здесь но не с остальными? Какого черта? Это ошибка, брат. Снова ошибся? Снова не оправдал ожидания? Снова ошибся. Снова не оправдал ожидания. Снова не должен и снова так раздражает. И снова все не так, как должно быть. Неправильно. Не по правилам. Итачи ведь знает лучше? Как должно быть. Что должно быть. Что произойдет и что уже произошло. Это безумие. Его накал? Вопросы к самому себе. Вопросы к брату. Чужая жизнь ускользнувшая из его рук - вода между пальцами. Искусство безразличия - трещины по безупречной ледяной глади. 

Одна мысль за другой пробегают и мешаются в единое целое. Куда делся тот четкий порядок царивший в его голове? Так многое и нет одновременно нужно, чтобы его нарушить. 

Злость. Отвращение. Странное чувство в груди которое рвется сквозь них наружу. Ядовитая смесь на кончике прикушенного вместе с фильтром языка. Никотин на кончике языка обжигает; горячая затяжка сквозь зубы. 

Закрыть глаза - открыть вновь. Это все еще реальность. Это все не паршивый сон. Какого черта мир снова юлой в бездну - воронка. Саске мертв. Все мертвы. Итачи мертв. Уже давно и точно. 

Тогда он исчез без намерения вернуться.

Он мертв. Его не существует. Это не он. Так дайте убить себя окончательно. Дайте похоронить собственноручно. Это не мазохизм. Мазохизм находиться здесь и сейчас.

- То, на что способен этот парень, - он смотрит на Итачи так, как смотрит ребенок на долгожданную игрушку и вот она, в коробке под елкой на рождество; письма Санте не остались без ответа, - прекрасное особого рода , - Нобу не любил лести и ее принятие боссом раздражало Итачи еще сильнее, - ты не видел его в деле, - хищная ухмылка на лице Босса и его украшенная золотыми перстнями рука опускается на плечо Саске, что не могло ускользнуть от косого взгляда старшего, молнией мелькнувшего в клубном полумраке; пронзая его, встречая разрядом тщательно начищенное золото, врезаясь в него до кости сквозь металл. 

"Джессика" проводит ровную линию ноготком по шее Саске - нарастающее раздражение в груди. Сигаретный фильтр зажат зубами до мерзкого скрипа. Она наклоняется к его уху и что-то шепчет одними лишь губами, которые нагло касаются мочки младшего, оставляя едва заметный, блестящий след на его коже. Нобу наслаждается зрелищем - кубики по кругу звенят на дне стакана Итачи. "Вы так похожи" - читает по губам рыжей шлюхи - "удивительно".

- Лишь пригубил свой напиток, - "Джессика" - она же Мона - расплывается в улыбке, - лучший односолодовый в этом заведении. Только для вип персон, - Нобу врезается в брата тяжелым взглядом, а улыбка молчаливой Моны становится еще шире, - не доверяешь нам? - слова босса звучали как угроза, пусть таковой на деле и не являлись, - пей. Таковы правила. - для Нобу это всего лишь игра. Забавы ради. Искра интереса в мутной повседневности и не более того. Овечка среди стаи волков.

Напряжение ощущается в воздухе - дышать с каждой секундой все тяжелее. Атмосфера удушья. Хоть топор вешай - не упадет. Раздражение от кончиков пальцев до кончиков волос. Секунда равна вечности. Еще немного, совсем немного... Чужой голос в голове - тот же голос - что и в ту самую ночь. Не сейчас … Его собственный голос, блеклой тенью по стенкам черепной коробки.

- Пей или я затолкаю тебе его в глотку, , - дно стакана ударяется о стол - звон посуды, - пей и проваливай!

Все взгляды обращены младшему Учиха, в том числе и раздраженный взгляд старшего, который не сулил собою ничего хорошего. Дрожь в кончиках пальцев. Дрожь в кончиках волос. Дрожь рвется изнутри наружу, едва сдерживаемая. Еще немного и разорвет изнутри в клочья. Еще немного… И оболчка по стенам, на чужой одежде, на полу, на столе, на "вылизанных" туфлях Нобу. 

Ситуация выходит из под контроля - Босс терпеливо ждет продолжения. Ничего не происходит. Вена на шее Итачи вздулась и заметно пульсирует, не скрытая копной длинных волос. Еще немного… Чтобы не пробить чужой головой стол. Чтобы не сорваться. Случайная овечка среди стаи волков. Случайная овечка в шкуре его "умершего" брата и не более того. 

Мужчина напротив отстегивает крупную сумму из кармана и кидает пачку денег на стол, кивком указывая на Итачи. Одобрительный кивок Нобу и пачка шелестит купюрами в его руках - "с вами приятно иметь дело" - знаю. Он удаляется, махнув рукой на прощание. "Завтра" - завтра . Пачка шелестит в руках Нобу - мужчина скрывается из виду. 

- Довольно…

- Отвали…

- Довльно…

- Не вмешивайся!

Безвкусный порошок на дне стакана младшего, как напоминание; растворился в алкоголе, без следа и намека. 

Пей и проваливай…

Хуже только остаться. Хуже только буквально. Слабая надежда на то, что младший не настолько туп, будучи представителем их породы. 

- Кадзу? - неуверенно Мона вмешивается в происходящее, пропев чужое имя, ставшее для Итачи родным, - ты та-а-ак напряжен…

- Довольно, - Нобу злобно рычит в сторону Моны и та устало вздыхает, пожимая плечами.

Он не собирается отпускать мальчишку - он уже попал в его цепкие лапы. Итачи прекрасно понимает это и напряженно выдыхает, наливая себе виски в стакан и туша о стол сигарету, произносит "тост".

- За тебя, - демонстративно подняв стакан, Учиха осушает его до дна и ядовито усмехается в жалкие кубики льда на самом дне, - малышка…

+1

5

Совершенно очевидно, что здесь что-то происходило и Саске в это что-то (почти, на пол-шишечки) ввязался. А он, вообще-то, не сумасшедший. В смысле, конечно, ряд психологических проблем у него непременно имелись, но... они, честное слово, лежали в совершенно другой плоскости. Похороненной вместе с братом, ожиданиями и амбициями.

Юноша не очень вникал в то, что именно происходило, ведь откровенно не в курсе: он ни в чём не копался, ничего более не искал, не разбирался и... ничего из происходившего не входило в его планы, вообще никаким ни раком, ни боком, ни между-ходом.

Это что-то серьёзно. Это что-то на "своём" языке. Дела, о которых не говорят в слух. Полутона - для чужих. Всё ясно и просто - для своих. Учиха откровенно плевать, если честно. Он, несмотря на своё наследие, не то чтобы не верил в справедливость совсем, но вот в людей - нет, не верил, потому не обманывался, что смог бы выбить из них дерьмо. Одно ототрёшь, другое наложат. Не его дело. Здесь все взрослые и, похоже, вполне понимавшие, что творили. Юношеский максимализм и специфический опыт прошлого, почти ничего личного.

Только этот... "Кадзу", Итачи. Какого черта?
Что здесь происходило? Почему?

Нечитаемый взгляд тёмных глаз немного заторможено - прежде рассосавшаяся таблетка и стресс комбинацией творили чудеса, почти нивелируя необходимость "играть образ" - смотрел то на чужую руку с перстнями, то - вообще не цепляясь, у них в агентстве и такие были - на "Джессику", то на другого мужчину, то на.. чёрт подери, никто не переубедит Саске, что это - его брат. Ему кажется, что он сейчас с концами сойдёт с ума, если ещё нет, разве что ладони не потели, как.

Это не имело смысла.
Это совершенно непонятно, бестолково.
Состояние старшего - без "если", он узнал бы Его их тысячи - было тревожным. Тот, очевидно, не совсем в себе, неузнаваемый поведением. Плевать на стиль - это... знаете, люди могли менять имидж и причёски время от времени (ещё больше похожи теперь, хах?), но его руки и некоторые... детали явно говорили о том, что тот дрался. Был ли он охраной или что-то ещё, но - факт. Саске сам занимался единоборствами и не только всю жизнь, он не раз разнимал людей и в целом долгое время сталкивался с драками на постоянной основе, чтобы знать, как выглядели травмы и признаки таковых.

Аж внутреннее передернуло.

Если так подумать, то в подобном контексте слова этих мужчин могли иметь смысл. Саске не уверен, какой конкретно, но направление - понятно, наверное.

Отец должен знать.
Что Итачи в порядке. Или кто-то, похожие на Итачи.
Если бы появился шанс, что с братом всё в порядке, то он бы точно поднял все свои связи и силы, чтобы разрулить это дело.
Возможно, командировка старшего брата пошла не так и... он всех обманывал, угодив не туда.
Чёрт знал, что это всё означало.
Но Саске должен сообщить. Потому что вычеркнул Итачи, потому что плевать хотел, но... семья, брат, любовь, ненависть, долг, боль, чёртов комок внутри, от которого почти трясло. От злости, раздражения и отчаяния.

"Во что ты ввязался, ублюдок? И... зачем, блядь? Итачи, ты... какой же ты чёртов идиот", - едва ли не сквозь зубы процедил, прикусив внутреннюю сторону щеки, оставаясь внешне всё таким же невозмутимым, приятно-загадочным и немного заторможенным в силу образа и указанных ранее факторов.

- О, вот как? Если честно, мне с трудом верится. Он похож на моего бывшего, а тот знатным ублюдком оказался, таких только стороной обходить, вообще ни капли прекрасного, - у Саске причина смотреть волком, максимально отодвигаться, избегать и смотреть как с пренебрежением, так и с личным оттенком любого тона. Он дал более чем исчерпывающее объяснение, к которому ни придраться, особенно в нежном возрасте максимализма. - И такой же нервный... наверное, Кадзу-сан всех коллег уже переколотил? - шутка вышла совсем лёгкой, вроде бы как укалывающей, но одновременно с тем сказанной с таким глупым и безобидным тоном, будто Саске - та самая накачанная блондинка-декорация, что не очень умна, не очень трезва и очень хотела куда-то вписаться, впрочем, не умея разбирать того, что видела. О, у них в агентстве таких всех цветов радуги наберётся, Учиха способен пересказать поведение любой из них.

- А вы, похоже, другой, - с холодным заигрыванием поправил ворот мужчины, уже успевшего коснуться плеча. Заломать бы да лицом об стол, но... Это не так ситуация.

Непроизвольно повёл плечом на действия девицы, впрочем, не акцентируя на этом внимания. Слова, что та прошептала, оказались проигнорированы: Саске не будет реагировать на очевидное, не будет никому здесь давать почвы больше, чем уже дал... легенда, основывавшаяся на личном. Чертовски, блядь, похоже. Слишком, блядь, похожи. Саске это ненавидел. Ни то его, ни то себя.

Не пил ничего весь вечер, даже к кофе не прикоснулся, и едва ли имел настроение делать это сейчас. Тем более сейчас. Картинка в глазах и без того была не очень тонкой в цветопередаче, иногда залипала и выдавала пятна, делая голову легче обычного и цеплявшейся а детали, что, впрочем, не задерживались надолго. Алкоголя ему только не хватало, особенно в подобной компании.

Голос брата, впрочем, так и застрял в голове, пойдя по кругу на повторы. Этот тон. Этот чёртов тон. С этой блядской картинкой. Внутри озеро леденеет, стенки покрываются изморозью. Раздражало. Ненавидел. Переживал.

"Малышка"
И снова - передернуло, мурахами. Отвращение, едва ли не тошнотой к горлу.

С этим надо что-то делать.
Что стает с Итачи, если сейчас уйдёт - не знал.
Что станет с Итачи и им самим, если останется - вообще без понятия.
Это старший брат всегда был умным, подававшим надежды, знавшим, что делал...
Откровенно говоря, не то чтобы Саске желал видеть его в таком состоянии. Не то чтобы он не хотел уйти.
Уйти и забыть, забыть - особенно важно.

И сообщить отцу об увиденном.
На этом его роль будет "всё", вклад внесён, до свиданья.

- У вас тут и без меня весело, впрочем, - в который раз Учиха перевёл тему, заговорившись? Видимо, что-то вспомнил, или правила не принял, или вдруг, опять же, вспомнил, что несовершеннолетний, а мальчик-то хороший, вон кофеек заказывал и с прилично с коллегой-моделью (и немного эскортницей) сидел. А здесь взрослые и суровые дяди с важными разговорами. Явно слишком много для "малышки", переоценила степень своего интереса, словив не тот приход. - Даже слишком, - юноша хихикнул, убирая с плеча чужую руку и задорно отталкивая от дивана.

- Я всё-ё-таки вернусь к своей компании, раз пришёл тухнуть вместе с ними, ага. Они мне столь гнусного предательства скуки, ха-ха, не простят. Было здорово пересечься, у вас очаровательное гостеприимство ~

+1

6

Чернь рвется наружу, пытается затмить и без того затуманенный разум. Когда это прекратится? Бывший? Смешная шутка, брат. Вот только от нее щемит в груди. Вот только воспоминания - непрошенный гость - дурманят голову хлеще алкоголя. Уже за это хотелось его убить. Уже за это хотелось его уничтожить. Возможно, это и есть одна из причин, по которой он здесь, а не остался тогда с ним, пусть ему того и хотелось. Но тогда почему? Желания не должны стоять выше. Проще уничтожить себя изнутри, чем дать себе волю. Его не так учили жить. Он не так должен существовать. Но почему все это волнует его сейчас? Почему спустя год? Он о чем-то жалеет? Нет. Учиха всему найдет причину. Учиха найдет в равной степени причину уйти и причину остаться. Причину убить. Причину оставить в живых. Причину спасти и причину бросить как есть наплевав сверху. И пусть можно было иначе - иначе было нельзя. На то были свои причины, но ни одной причины жалеть. Лишь упущенная из рук жизнь, которой можно было управлять даже на расстоянии, не вмешиваясь, оставаясь в стороне но без живой перспективы перед глазами. Особый вид удовольствия. Особое наслаждение. Настолько особое, что кровь горячее в венах. Настолько особое, что перешагнув, хотелось еще, хотелось большего, хотелось исследовать все возможности и грани, пусть и пришлось бы копать до самого дна; пусть даже пришлось бы трижды пробить дно.

"Кадзу" - голос Нобу молотом врывается в его мысли, разбивая стеклянную дверь, осыпающуюся мелкой крошкой к ногам - "Кадзу". Не кивая, Учиха встает с места, лениво оттолкнувшись от дивана. Его черные глаза сверлят младшего в привычном, нечитаемом для других, но едва ли забытом братом "я говорил". Говорил. Говорил раз. Говорил два. Но слова мимо ушей либо не в ту кассу. Слова не до конца доходят до мозга, запуская нужный процесс - все наоборот.  Строптивая овечка в капкане цепких волчьих клыков. Жизнь состоит из череды ошибок и так по кольцам цепью, пока в итоге цепь не прервется; пока последнего кольца не останется. Очередная ошибка - кольцо на цепи. Сколько их осталось? Сколько раз нужно сказать одно и тоже, чтобы дать понять, что число их не безгранично? Как когда-то в детстве или как тогда в клубе? Как сейчас? Задавался ли Саске хоть раз вопросом "сколько"? Делает выводы, учится, но все через калосборник, который вот-вот разорвет на публике и содержимое выльется наружу; зловонная жижа с примесью лужей у ног. Стоило прикончить его еще в колыбели? Но как же - давай поиграем в игру в Бога. Кто твой Бог?

Холодный взгляд пронзает пустоту. Итачи считает про себя до трех. Рука сжатая в кулак кровит. Голос нобу - требовательная каша из слов. Итачи лишь вещь. Итачи инструмент в чужих руках. Слишком много сил и времени - не должно уйти впустую. Это привычно. Он поступает верно. Он должен. Все не напрасно. Не по чужой указке - так нужно для дела. Так правильно. Так и должно быть. Собственный смех в голове плешивит отчаянием; рваный, безумный, будто чужой. Сожалеет ли он? Хоть каплю? Хоть самую малость? О чем? Похоже ли это на правду? Что скрыто за маской принятия? Так выглядит безумие? Так люди сходят с ума? Уже давно или на протяжении всего года, старательно обживая данную ему роль? 

Звук удара о стол - звон посуды - пятно крови на треснувшей стеклянной столешнице - отражение темных глаз в зеркальной поверхности. Еще удар и сжатые в кулак пальцы в волосах Саске, направляют голову по зеркалу, размазывая братской щекой кровь. Спиртное разливается по столешнице, заполняя собой трещины. Нобу с восторгом наблюдает за происходящим, поглаживая оголенное бедро Моны точно Алладин лампу. Всем вокруг все равно. Всем плевать. Даже если Учиха прикончит его у всех на глазах - никто не скажет и слова.

Мой маленький, глупый брат…

Итачи тянет его за волосы вверх, демонстрируя Нобу его "добычу". Отшвыривает овечку к ногам вожака, с силой впиваясь носком под ребра; еще раз и еще раз. Туфелькой Мона проверяет состояние Саске и разочарованно вздыхает, обнаружив что тот еще не в отключке. Давай, скажи уже! Но босс лишь ухмыляется, требуя от своей псины продолжения, вместо команды "довольно"; пока парень не отключится, пока не украсит своей кровью серый ковер. Говори! Но он молча наблюдает за развернувшимся представлением, не эстетично потягивая спиртное из горла. Итачи бьет сильнее - вся сила в удар. Он не примет сопротивления - уже поздно. Сначала оглушить - затем добить. Важна последовательность, а дальше уже не важно. Не давай спуску и все пойдет по плану. Но таков ли был план?

× × ×

Паршивый гостиничный номер насквозь пропитался сигаретным дымом, краской в пожелтевших от никотина обоях, грязной пленкой на натяжном потолке. Логово заядлого курильщика. Разбросанные по полу вещи дополняли картину "гадюшника" про который давно позабыла горничная; разорванные колготки, платья, ремни и собачки сломанных молний. Логово отброса общества. Из толчка пахнет чужой рвотой - отвратительно даже находится здесь. Дверь заперта на торчащий снаружи ключ и клубы свежего дыма разбиваются о замочную скважину. Дежавю, не иначе. За зашторенным окном уже во всю царствовал день, лучами едва пробивающийся сквозь плотную ткань. Удивительно, что в таком месте остались такие номера. Удивительно каждый раз, когда  по прихоти Нобу приходится тащить в него очередную заблудшую овцу.

Копошение на кровати - Итачи прислушивается, но не подает вида что заинтересован. Очнулся? Сегодня особенный день и Саске особый гость на предстоящем шоу. Презент главаря, которому Нобу до блеска вылизывает зад, завоевывая расположение его духа. Очнулся. Времени осталось не так много и стоит использовать его с умом. Но как? Вопрос стоит лишь наполовину, стоило бы заняться его реализацией. Но Итачи молчит. Итачи выдувает дым в замочную скважину. Итачи наблюдает за тем, как живописно дымные нити разбегаются в стороны. Точно аутичный - не от мира сего; самое интересное и важное занятие на свете. Но с чего стоит начать? С чего-то. Слишком много всего и ничего одновременно.

Что стало с той девчонкой, которая его сопровождала? Что станет с Саске? Что станет с ним самим? Вопросы, на которые не хотелось бы ему знать ответ - но он знал. Потому молча развлекался с клубами дыма, не мешая пробуждению брата в этом тошнотворном окружении. Они оба заперты здесь до вечера, рано или поздно придется начать с чего-то; а лучше бы никогда.

+1

7

Просто встать и уйти: каждый остаётся при своих делах, ничто не меняется. Компания продолжает свои сомнительные дела, Саске в это не ввязывается, делает то, что должен, а всё остальное - пускай. Его не касалось. Осталось в прошлом. Попросил бы у терапевта более сильные антидепрессанты; возможно, прописали бы опиоидные, может предложили бы стационар - плевать. Это было бы хорошо. Чтобы каждый просто остался делать то, что делал.

Но, конечно, "хорошо" быть не могло. Предел "хорошо" для Саске - это Орочимару. Ничего более хорошего, ничего "хорошо" более с ним случиться не могло. Странно бы ждать: чтобы хорошо, чтобы нормально, чтобы как должно быть. Увы. Занавес. Передышка - попытка в передышку - в целый год - это слишком много. Любой аванс надо оплачивать с процентами. Любое иллюзорное обращение к прошлому - сидел бы за стойкой, честное слово - не останется незамеченным, за него тоже придется заплатить. Значит, как надо оказалось не оценено, вносите прошлое.

Всё стало развиваться очень быстро. Немного заторможенный и перегруженный реакциями мозг не поспевал за всем тем, что последовало просто. Ничего хорошего - спойлер не нёс ни загадки, ни эффекта неожиданности.

Боль, потеря равновесия, снова боль, скорость, отключка. Красные пятна заменились чернотой. Всё.

х х х

Это какое-то тупое дежавю. Снова ноет тело, снова фрагментарная память, снова не светло, снова непонятная, сомнительная локация. Только тело на этот раз ноет ещё сильнее, локация - ещё более сомнительная, а воздух - им дышать ещё труднее, потому первым делом Саске, даже ничего не догнав, закашлялся.

Под носом остался засохший подтек, отпечатавшийся на ткани, и это стало первым, что Саске увидел. Что увидел вторым и третьим - вообще без понятия. У него сильно стучало сердце, заторможенность никуда не делась, а ещё было непроизвольно страшно. Дежавю. Вьетнам. Повторение. Так уже было. Тогда было - плохо. Всё, что случалось в повторении - всегда было плохо, лишь только хуже с каждым разом.

Из-за того, что тихо, можно было услышать любое движение, будь то трение простыни, шаг или дыхание. Что-то подобное юноша и услышал, сумев всё-таки подняться и усесться на кровати. Непроизвольно заметил несколько синяков и ссадин на своём теле. Затошнило: от запаха, от места, от себя, от повторения прежде пережитой картины. Но самое страшное - здесь снова был один-единственный человек, помимо него самого. Тот же, что был в прошлых фрагментарных воспоминаниях. Тот, кто был виноват, и каждый раз оказывался рядом, будто наблюдая за последствиями своей вины.

Гнев, обида, злость, страх, негодование, надежд... нет, не надежда и не ожидания, паника и желание провалиться, отмотать время, глупо пошутить - всё это тяжелым комом застряло между горлом и солнечным смятением, не позволяя ощущению тошноты и мутности покинуть его. Ни то через силу, ни то подсознательно обходя Ту фигуру стороной, взгляд изучил это... сраное место, казалось, скатившееся ещё ниже, чем всё, что было в прошлый.

Окна нет. Дверь, очевидно, закрыта - выход только через неё. Отсюда надо убраться - факт. Едва ли это сделать на раз два - факт, понятный даже в нынешних условиях и состоянии.

Ощутив по телу неприятные мурашки и игнорируя боль, так сочетавшуюся со всем, что происходило внутри, Учиха слез с кровати и обошёл это место с некоторой брезгливостью. Его успевшая немного обостриться за год чистоплотность наивно понадеялась найти хотя бы хлорку, чтобы залить всё к чёртовой матери: её запах убивал микробы, её запах даже изначально черную ткань выжигал до белого, её запах приятен; от неё не брезгливо, становишься будто бы хирургически чистым. Однако пришлось разве что закрыть дверь в туалет, с трудом ограничиваясь гримасой. Какого чёрта Саске сейчас волновало это? Он наступил на какую-то железную часть гардероба, но не обратил внимания. Вдох-выдох. Успокоиться, будто это поможет панике и тремору. Будто это избавит картину от её наполнения.

Пришлось сесть на край кровати, потому что, как ни странно, это оказалось самым чистым местом во всём номере, если это определение в принципе хоть сколько-то сопоставимо с чистотой.

- Как ты до такого докатился... - прозвучало с глухим раздражением, злобный, обиженный, разочарованный взгляд уставился на фигуру, пускавшую дым. - Почему теперь я... Как отсюда выйти, Итачи? Мне не интересно, во что ты влез. Это ваши дела, не мои.

Подавлять всё в себе. Хорошее и плохое.
Мысли, воспоминания, тягу, возможность проявлять теплоту, как много лет, потому что старшим братом что-то не в порядке.
Итачи сам так решил. Саске никакое из этих решений не принимал. У него были иные планы, и боль в них должна была остаться в прошлом, в настоящем оставаясь такой, чтобы подавляться таблетками, работой и кислотой.

"Я просто хочу уйти."

Как и прежде: никто не спрашивал.

+1

8

Возня Саске - раздражитель. Сейчас тебя так волнует порядок? Выдох - дрожащей струной спускается напряжение в груди. Серьезно? Учиха запускает пальцы в волосы, подпирая ладонью лоб. Он все тот же "аутист" - дым все так же играет по замочной скважине - он закуривает еще одну сигарету. Кромка засохшей крови под черным лаком будто зудит и старший скребет кожу головы будто это поможет избавиться назойливого зуда. Сигаретный пепел падает на пол и тут же втирается носком кеда в заплеванный кем-то ковер; следы испражнений, сперма, слюна - не самое подходящее место для "подарка". Старая лампочка над дверью с треском мигнет, опалив крылья прилипших к ней мух. Настенные часы беззвучно тикают давно севшей батарейкой. Вода каплями из крана по дну ванной. Возня брата - раздражитель. Все вокруг - раздражитель. Раздражение поднимается из самих глубин и дохнет у горла с затяжкой, тонет в жалких остатках паршивого пойла, стоявшего на заляпанном кровью комоде.

- Тебе не понять, - он устал и усталость предательски мелькнула намеком в голосе, - выхода нет. Либо ты мне поможешь, либо станешь любимой игрушкой нашего босса, , - Учиха тушит сигарету о дверную ручку, - решать тебе, но выбора не осталось, - как и времени. 

Итачи уже все решил и ответ его мало волнует; если волнует вовсе. Задачу можно облегчить согласием, но и без такового он не поставит операцию под удар, пусть даже в ее в итоге Саске придется придушить голыми руками, что хотелось сделать уже сейчас. Молчаливая агрессия взглядом упирается в фигуру брата, исподлобья. Интересно, насколько сильно он изменился за год? Хватит ли ему ума плыть с Итачи в одной лодке, а не барахтаться за ее бортом и получать веслом по голове? Бам - удар, бам - два удар, бам - и камнем вниз ко дну. Итачи протягивает руку и остается только ухватиться, чтобы с рывком глотнуть воздуха и выкашлять воду из легких. Итачи сейчас мало походил на того, кого младший слушал разинув рот, на кого смотрел с обожанием, на тот пример образ которого вбивали в его голову с пеленок. Но это все еще он, пусть в это и сложно поверить. Явь это лишь роль, в которую вжился и которая сводила с ума все больше и больше с каждым днем. Кино для моральных уродов - уроды в главных ролях. Итачи всегда был уродом. Но что не так с Саске?

- Я многого не могу сказать, но тебе придется мне поверить, - тебе, без каких либо пояснений.

Рука тянется к пачке сигарет, но останавливается на ней лишь легким поглаживанием кончиков пальцев по коробке. Бутылка с остатками спиртного, опрокинутая "случайно", стекает на пол, дополняя картину на ковре очередным пятном. Сегодня ляжет на арену чья-то жизнь - бой обещает быть зрелищным; настолько, что сам глава выйдет из тени, почтить сомнительное действо своим присутствием. Учиха год ждал этого момента. Целый год тяжелой работы. Он готов за это умереть. Ставки на Кадзу и на оппонента. Ставки - деньги - жестокость. Саске, невольно ставший частью этого дерьма, что с одной стороны на руку, а с другой вызывает вопросы. Но раз это может сыграть на пользу, то почему бы им не воспользоваться? Хочет он того или нет - не имеет значения. 

- После, я снова исчезну из твоей жизни, как ты того и хотел, - тихо и без эмоций, звучит как факт,  - но так ли ты этого хотел на самом деле?

Поднялся бы иначе на этаж? Задержался бы в клубе? Нет. Тогда чего он хотел на самом деле? Почему он не мог просто наблюдать со стороны? Весьма интересный пункт его больной психологии. Они все - Учиха - больны на голову, каждый по своему. Загадка? Очевидное? Пустое? Не имеет смысла? Не имеет подтекста? Гораздо больше чем кажется? Коротко - идиотизм. Так почему именно он здесь и сейчас? Они оба? Снова. Дежавю. Стечение обстоятельств - имея извилину не прямую, можно было бы избежать. Вместе с волосами Саске выпрямлял ее утюжком. Тогда как ответить на вопрос "почему именно он"? Почему снова? Анализ ответа в голове. Анализ мыслей. Анализ действий. Итог?

- Ты идиот, - анализ на выходе, сухо и коротко, - ты сам втянул себя в это болото - ответ на поверхности, - все так очевидно, а глупый брат сам и не догадался. Настолько просто, как дважды два на счетных палочках, - в чем в этот раз моя вина? Ищи причину в себе.

Ты хотел - я исчез. Ты хотел - получай. В чем проблема? Что не так? Младший не блещет умом, но пока еще подает надежды; хоть бы не призрачные. Максимально по идиотски. Максимально тупо. Думай головой прежде всего - самому смешно. Смешно на фоне минувшего. Смешно на фоне того, что между ними было. Но даже тогда - осознанно. Настолько, чтобы после об этом не жалеть. 

Насколько осознанно Саске поднялся в вип-комнату? Случайно ли? Потому ли? Уже не имеет смысла - все пустое. Имея то что имеется здесь и сейчас остается лишь то что имеем. Копать глубже нет смысла. Но почему такой бессмысленный анализ чужих действий не дает покоя? Точка. Точка. Точка. Довольно об этом - на кону год жизни в роли отброса. На кону похороненная собственными руками жизнь. На кону дань памяти Шисуи. Вот что имеет смысл. Вот что имеет значение. 

Старший подходит к кровати. Становится напротив брата, прожигая долгим взглядом темных глаз. Совершенно не читаемый, мертвый взгляд; в его пустоте можно заблудиться, в этом гребаном лабиринте состоящем на бесконечность из пустоты. Вечная иллюзия, в которой секунда обращается в десятки лет ада. Внутреннее состояние Учиха вернулось к исходному. Но он помнил те чувства, те эмоции и все то прекрасное в извращенной форме, что подарил ему брат. Те минуты. Те мгновения. 

Рука неосознанно тянется к его подбородку, чтобы коснуться, но так и замирает в воздухе. Паршиво. На мгновение взгляд будто обретает цвет, который теряется в лабиринте, скрывается за поворотом, не мигая, растворяется будто и не было вовсе. Показалось? Показалась. Поворот не туда. Полсекунды, чтобы почувствовать нечто большее чем пустоту и остановить себя, подавить, снова уничтожить. В его могиле хватает места для обоих, вот только в ней комфортнее одному; тогда почему в ней все еще остается место? 

- Ты идиот, - повторяй чаще, пока это не станет походить на гипноз, - мой глупый, младший брат, - он говорит с поразительной нежностью, на контрасте кромешной тьмы, - почему? Почему, если тебе все равно?

Вопрос риторический. Опять же - он не имеет смысла. Ответ не имеет смысла - все равно. Пусть это случайность на двоих. Случайность на сто процентов, а не от части. Так будет проще для всех. Так проще, когда плевать обоим. И раз уж жизнь череда комнат, то эта случайность лишь очередная. Не стоит придавать смысла. Не стоит задумываться. Лишь комната - паршивая комната. Будет другая. Будет сотни других комнат. Одно лишь "но" - в каждую из них ведут свои ноги. В каждую из них ведут свои поступки и действия. Каждая случайность на деле не случайна и случайные встречи не случайны, как бы не хотелось на то ссылаться при каких бы то ни было обстоятельствах. Разве не так? Даже если не так. Мы имеем то, что имеем и от того то и стоит отталкиваться.

+1

9

К брату вопросов много. Бесконечное множество вопросов. Не то чтобы ответы Саске на деле интересны, как и едва ли они имели значение: он не искал и не ждал старшего, чтобы теперь разбираться в том, каким образом, как и ради чего тот оказался... в подобном дерьме. Контрастном в сравнении с чужим образом. Противоположным тому, к чему шёл и чего побивался Итачи. Словно плюнув, втерев ноги, обесценив всё то, что было положено на алтарь Итачи, на все те ожидания, вклады, ожидания, старания, собственное время; Саске, в конце-то концов. Ему, впрочем, не привыкать к обесцениванию, было бы странно столкнуться с обратным. А, да, вы не знали? Обесценивание - психотерапевт сказал, что это так называлось, а ещё сказал, что это - совсем не нормально, что его не надо терпеть, потому что оно губительно и деструктивно для личности. Ну, психотерапевту луче знать, конечно. Не то чтобы сейчас это великое знание конкретно Саске помогало хоть сколько-то: отвращение оставалось отвращением, дерьмо - дерьмом, а он весь в этом всём... Прикусил щеку изнутри, ловя новую подступившую волну раздражения, негодования и злости.

Да, к брату вопросов в самом деле много, бесконечное множество. Но не в них суть, и нет нужды получать ответа, если совсем честно. В конечном счёте, вопрос у Саске всего один. И вовсе не к брату. Но к себе: в самом деле, какого чёрта он вообще пошёл? Ожидал ли убедиться, что то был не брат, дабы жить дальше, или надеялся на это разочарование, что всё-таки он? У Саске не имелось ответа, только глубок из непонимания, желания отмотать время и никогда больше, точно никогда, чтобы наверняка, и... Вот он здесь. Время не отмотать. Какого-то чёрта всё-таки решил проверить, совершенно глупо, опрометчиво, наивно; будто ему не плевать.

Будто внимая его мыслям, будто улавливая - нет, точно зная, как всегда, как и прежде, никак иначе - его раздражение, Итачи соизволил дать ответ. Лучше бы молчал, хотелось бы сказать, да вот... делать что-то надо было. Саске просто хотел отмотать время. Этого не сделать - значит, просто хотел уйти. Для этого нужно действие. Для действия надо спросить о необходимом действии. Сделать его и уйти. Так или иначе. Оставаться здесь, плескаться с из болоте, играть в то, что затеял старший брат - это не выбор Саске, ему не интересно, он... это не то, во что он потянется следом. Нет в этот раз, нет-нет, никогда больше и впредь.

- Куда уж мне, разумеется, - лишь процедил сквозь зубы глухо, совершенно не переживая о том, словно ли это или нет. От ситуации Учиха не сжал ничего хорошего, она уже пошла по пиздец, он уже в ней, потому едва ли младшего волновало, понравятся ли его слова старшему или нет. Не то чтобы тот когда-то слушал, не то чтобы тому было не плевать на чужие слова хоть когда-то. Нос и ребра до сих пор болели - заместо слов, знаете. Весьма исчерпывающе. Люди не меняются. Ничто не меняется. Итачи не меняется. Не для и о Саске. Менялся, может, разве что сам Саске. Ему хотелось в это верить, правда.

- ...

Но просто ответить Итачи конечно же не мог. Та, чтобы не задеть. Так, чтобы не продолжить. Так, чтобы превентивно не наступить на не озвученное, перевернуть, переиначить, плюнуть и мокнуть лицом в единственную манту: "Ты виноват, ты идиот, ты, Саске. Только ты. Среди нас двоих и в принципе. Ты." Чему Учиха мог бы возразить, он не просто так платил за сессии психотерапевту, правда, но... По итогу ведь оказался здесь. Что-то пошло по пизде больше привычного. Мог бы просто сидеть с "коллегой" дальше, чтобы после совсем заскучать и просто валить. Но Саске этого не сделал. А почему? Потому что Итачи прав: идиот.

Глубже он не капал, ощущая нарастающее раздражение, от которого едва ли не в висках постукивало. Давившее, сжимавшее, не имевшее способа оказаться опровергнутым или выпущенным, просто потому, что ситуация говорила лучше слов. И если начать рыться в причинах - почему, - Саске мог обнаружить себя ещё куда большим идиотом, чем сейчас. Чего не хотел. Потому не рылся и не задавал вопросов. И просто хотел выбраться отсюда, убраться к чёртовой матери. И больше не видеть Итачи. И больше никогда не вестись на То. Он ведь в состоянии учиться: с прошлого раза больше того, что наливали, не пил. В следующий, значит, будет игнорировать то, что вычеркнул из своей жизни, намереваясь двигаться без этого дальше. Двигался ведь. Осталось лишь малое - убраться. И не нырять в себя глубже, потому что опасно. Там лишь разочарование и тупик. Саске весь последний год пытался хотя бы чуть-чуть выкарабкаться оттуда.

- . . .

Но Итачи и того было мало: потому он повторял. Два слова, но в нескольких формах. Два слова - и ни одно не о нём самом. "Ты - идиот". "Ты - виноват". "Идиот - виноват". "Ты - идиот (не я). Ты - виноват (не я)". И так по кругу.

"Да, хотел. Да, хочу. Ненавижу тебя," - пальцы сжали белье на кровати, а губы напряглись. Вдох-выдох. Рано или поздно Итачи заткнётся, перестанет копаться пальцами внутри и просто скажет, что нужно сделать. Ведь у него - вы посмотрите - и на столь внезапные повороты имелись выходы (словно они в этой ситуации вообще были). Надежда и гордостью семьи даже в невменяемом дерьме оставался особенными, да? Саске едва ли не передернуло мурашками от раздражения. Идиот. Сам виноват. Глупый.

Он настолько глубоко ушёл в привычный цикл мыслей - хах, так долго пытаться выйти из него, чтобы с такой лёгкостью окунуться обратно, привычный и единственно естественный долгие годы паттерн - что даже не заметил, когда Итачи успел подняться да подойти, и даже остановиться буквально напротив: едва ли взгляд был уставлен хоть куда-то, ни на чём не фокусируясь. Противно всё без исключения, что находилось кругом: комната, грязь, следы, Итачи, и потому Саске будто подсознательно всего этого избегал, абстрагируясь да не рассматривался.

Но Итачи всегда мало.
Он всегда нахоил, как задеть и чем пошатнуть равновесие.
Тот ненавистный тон, мелькнувший на секунду.
(нет, Саске, не смей и даже не думай, вестись, не смей, ты знаешь)
Сильнее сжал зубы, едва насупил брови и враждебно, закрыто, поднял тёмные глаза на брата, прямо глядя в точно такие же тёмные глаза.

"Потому что я тебя ненавижу. Ненавижу, понимаешь? И хотел убедиться, что ты исчез. Точно исчез. Навсегда. И был бы готов отпраздновать это прямо на том диване с кем угодно, окажись ты лишь наваждением, основанном на старых образах, которые были когда-то мне дороги. Тебе не понять," - но вслух, конечно, этого не озвучил. Итачи не заслужил. "Ты - идиот" - это его позиция и вывод, это роль Саске, это... лишала смысла всё, что мог бы сказать младший. А кормить чужое эго, дарить ему наслаждением оправданиями - нет, Саске не станет. Его и бее того морозило от этого места, от того, что эта чёртова фигура снова рядом, в радиусе досягаемости. Поскорее бы этого не стало.

- Не стой над душой или сядь, пф, - глухо фыркнул, не скрывая своего неудовольствия и раздражения. Сам отодвинулся ближе к другому концу кровати, как бы давая месте брату сесть и не маячить. На деле - просто увеличивал дистанцию; не хотелось быть рядом. Никак. Вообще. Не после всего, что было. И ем более не в подобном окружении. Саске сам бы давно встал и пристроился где-то ещё, но более... "обитаемых" мест в комнате не имелось.

Отвёл взгляд от брата, снова уставив его куда-то в районе тумбочки, но на деле не рассматривая и не фокусируясь. Только блевотины Саске тут не хватало. Лучше покончить собой вон теми разорванными колготками, чем так, честное слово. Слишком ничтожно даже для животного. Не для людей, не люди.

- Я просто хочу отсюда убраться и больше никогда тебя не видеть, - выдал он через силу, но уверенно, ровно и чётно, пускай даже негромко. - Что нужно сделать?

Выколоть кому-то что-то, пырнуть? Попасть в больницу, спровоцировав? Подставить голову под бутылку или печень под кулаки? Кому-то отсосать? Саске без понятия, чем способен быть полезен в этой клоаке. Но если избавиться т подобного окружения - и от Итачи - подразумевало любое из этих действий - плевать, Саске сделает. Будет "работой над ошибками", чтобы точно больше их не совершать.

И дело не в доверии. Имелся ли разве для неё хоть один повод? (нет, Саске, не смей - не имелось) Но и других вариантов, как правильно ответил ублюдок, не было тоже. Довериться просто для того, чтобы это всё закончилось. Ничего личного. "Это только бизнес". Всё.

+1

10

Осколки образа на заляпанном полу номера "помойки", в плевке на желтых обоях, в обшарпанной штукатурке на потолке, в пропахшей блевотиной и испражнениями ванной комнате. Жалкие остатки - останки. Пыль у ног. Пыль развенная могильным ветром. Остатки его в измученном взгляде, сквозь капилляры на склерах. Остатки в запахе перегара дешевого пойла. Остатки на дне разбитой бутылки. Останки. Останки собственные. Останки гордости. Гниющие останки живого человека. Останки. Зловонное гниение плоти изнутри, под кожей. Останки брошенные в погребальный костер, не желающие догорать. Бурлящая жижа вместо крови по венам. Шатающаяся взад и вперед фигура. Зудящая под ногтями кровь, чужая, засохшая и скрытая облупленным у кутикулы черным лаком. 

Он смотрит на брата тяжелым чужим взглядом. Пауза затягивается. Ответ на пересохшем кончике языка требует добавки спиртного. Краешки губ неосознанно подрагивают в подобии улыбки: пугающей, раздражающей, чужой. Сетка капилляров разрастается - Учиха забывает моргать. Учиха забывает дышать. Моргать… Итачи закрывает глаза и потирает веки. Глазное яблоко ходит под пальцами, будто скрипит забытой качелью во дворе. В висках отдается гул собственных мыслей, вполне себе трезвых, обдуманных дальнейших действий. Когда лодка перевернется на борту не окажется обоих, стоит позаботиться и о наличии жилетов на случай провала. Стоит позаботиться о том, чтобы случай провала спустится с точки "возможно" до "никогда". План А сменяет план В , совмещаются образуя план С… Вскоре букв алфавита становится мало и тогда старший выдает простейшее решение, лучший вариант из всех возможных имеющихся и не. А1,В1,С1,С2,С3 - букв и вправду мало - не перепутать и не забыть. Для Саске лишь один возможный и простейший - предположим он одноклеточное. Предположим, больше двух букв он запомнить не сможет, а запомнив непременно перепутает значение. Привычка обесценивать. Видеть нечто ничтожное, низшее, нуждающееся в помощи, не способное мыслить самостоятельно. Неправильный Учиха.

- Делай то, что тебе говорят, - он садится рядом, вытянув ноги вперед. Взгляд в потолок - простынь между пальцами, - босс смеется - смеешься с ним, ударили по щеке - подставь другую, приставили к виску ствол - проси второй засунуть себе в рот

Максимально просто. Игрушка в чужих руках. Покорная шлюха которой в конце не заплатят. Итачи лишь остается наблюдать за этой тошнотворной картиной со стороны и питать надежду на то, что Саске не успеют поиметь в толчке во время боя; хотя, это не худший вариант из возможных ветвей развития. В конце концов, старший покончит за вечер с затянувшимся делом, а Саске снова продолжит влачить свое паршивое существование, которое кажется менее отвратным чем реалии самого Итачи. Не так ли? Если Босса повяжут когда тот будет начинять Саске в кабинке - оно того стоило, в любом случае. Если Саске пустят пулю в лоб - по плану не предусмотрено. Все под контролем? Как бы абсурдно возможно не прозвучало, но так оно и есть. Возможность трезво мыслить и оценивать ситуацию не испарилась с парами этилового спирта, не выбито с ударами на ринге, не притупилось за время проведенное здесь. 

- Что бы не происходило - верь мне. Как бы не было страшно, противно и больно - держи роль. Я рядом даже если ты не видишь меня. Я рядом, даже если не слышишь , - станет ли от этого спокойней? Какое дело если выход один? Какая к черту разница? Даже иллюзии выбора не предоставлено а значит его нет и раз выбора нет, то единственное верное это следовать  плану и не задавать лишних вопросов, - когда все закончится - ты поймешь - вали на все четыре и не оглядывайся назад, не смотри по сторонам, не тормози. Куда глаза глядят. Сквозь шум и толпу. Ты случайность в этой мясорубке с гнилым мясом - тебе здесь не место.  

Итачи переводит взгляд на младшего, сильнее сжимая между пальцами простынь. Насколько же он неуместен и одновременно уместен в живописных стенах этого абсурда. Воспоминания незабываемого вечера в клубе и его последствия. А все будто впустую, верно? Он вовсе не учится на своих ошибках - талант их усугублять. И как это раздражает… Будто все впустую и заново. С самого начала по минному полю граблей, которое можно спокойно обойти стороной, а не прыгать с разбега на рыхлую землю. Сегодня он снова исчезнет. Их пути снова разойдутся. Но станут ли они друг для друга чужими? Вопрос на миллион - есть цена нет ответа.

- Если хочешь забыть не рвешься к источнику сквозь толпу, - в воздухе висела тяжелая пауза - минута, две, три, - нам точно не о чем больше говорить? - пальцы тянутся к его уху, заботливо заправляя за него прядь, - ты не перестаешь меня удивлять. Как жаль что нельзя взглянуть на этот мир твоими глазами. Как думаешь, смог бы я тогда тебя понять?...

А стоило ли? А стоило бы? Да какая к черту рпзница? Какое дело? Уже поздно? Поздно или все еще нет? К чему все это?

Итачи разворачивает голову брата за подбородок к себе - будто тот лишь кукла. В глазах младшего можно утонуть вновь, вновь захлебнуться. Но подарит ли этот взгляд то желаемое, о чем он не раз вспоминаль в этом болоте, лишь бы не уйти в трясину с головой, потеряв всякую возможность вернуться. Но если и возвращаться то ради чего, ради кого? Кажется, его стремлением была перечеркнута его собственная жизнь. Был ли он к этому готов? Определенно. Но хоть раз, еще, на секунду, хотелось испытать то дерьмое и одновременно прекрасное чувство в груди, воспоминания о котором держали все это время на плаву, не давая захлебнуться.

+1

11

Липкий, тяжелый, до чесотки, давивший каждым чёртовым атомом дискомфорт - вот единственное, что испытывал Саске. Ему не нравилось. Он не хотел здесь быть. До ужаса, до раздражения, до отрицания и желания ударить себя по щеке, чтобы проснуться. Потому что как вообще нечто подобное можно представить? Итачи, чёрт подери, И т а ч и , вот в подобном месте. В подобной ситуации. В подобном состоянии. Противоположность ожиданий, гордости, надежд и примера для подражания. Даже не тень самого себя, а что-то вовсе бесформенное. Не назвать ни жалким, ни сломанным, ни каким бы то ни было ещё: потому что для этого нужен цвет. А Итачи слился с этим грязным помещением в грязи, пятнах и заброшенности. Что, к слову, Саске непонятно: он уже смекнул, что с конектор вероятностью речь здесь шла о немалых деньгах, а поощрения базовым комфортом, знаете ли, хорошо работает со всеми, давая мотивацию. Почему Итачи соглашался находиться в подобных помещениях, разве находился на самом низу - ОН - пищевой цепочки, чтобы, ну... ? Слишком много вопросов. Чёрт возьми, продолжали формироваться и лезть, несмотря на собственное состояние, омерзение и ворох, какого Учиха, кажется, не испытывал никогда. И близко.

"Верь мне."

Он не смотрел на брата, потому что тут пугающе списывался в пространство. Только Саске и не вписывался. Будто в самом деле кто-то Иного Уровня, "другая рыба", элитное лицо, оказавшееся в самом низу из-за дебильной случайности, "не того место не того времени". Как бывало в сериалах и фильмах, в том числе в тех, в каких ему вообще-то в скором времени непременно предстояло сняться, так или иначе. А тут - вот оно, вроде бы на самом деле. И голос брата - инфернальный, вот, да, вот так Саске бы его охарактеризовал - придавал этому всему сюрреализма. Безразличный и ровный, как и всегда, но только по-другому. Не смотрел на него, потому что звучал брат, ну... рвано. С одной стороны, как ему свойственно, но с другой - ещё более сложно и запутанно, будто собирал мысли-слова по всему сраному помещению. Походило, будто ни то запойный, ни то на чём-то сидел и это... очень сильно выбивало почву из-под ног (будто они стояли), потому что речь шла об Итачи. И т а ч и , чёрт подери. И времени прошло не пять, не десять лет. Саске не пошёл по семейному занятию, но тупее не стал, а привычки и некоторые знания даже в новой "индустрии" не успели никуда деться. И это знание не помогало, потому что вынуждало лучше понимать - адже без деталей - насколько глубока задница и насколько мало Саске в состоянии сделать. Раз даже Итачи... Какого вообще чёрта... какого, блядь...

- Ты ведь понимаешь, что говоришь, ага?... - можно было сказать, что Саске огрызался и ежился, да вот он на деле звучал глухо и безрадостно, не само-обманывался и ни иллюзий, ни радости никакой не испытывал. Эти слова - растянутая формальность. Потому что понимал, независимо от того, насколько "в себе": слишком очевидно, что Итачи и не такого здесь насмотрелся, и теперь оно воспринималось им как прописная истина, часть реальности. Ею оно по сути и являлось. Теперь и... Саске тоже.

"Верь мне."

Просто слушал. Не верил, не хотел верить, но некоторые вещи просто происходили, независимо от отношения к ним.
А можно было просто не повестись на "Иллюзию". Можно было просто следовать собственной установке. Вычеркнуть - значит вычеркнуть. Но... человека, что был для тебя одним из ключевых элементов в жизни, совсем-совсем так на раз не вычеркнуть, даже, ну... после всего, что было.

Слушаться, чтобы не провоцировать. Но не быть совсем скучным, чтобы не провоцировать обратное - попытку растормошить и спровоцировать уже его, Саске, не быть таким скучным. Быть хорошей, занимательной игрушкой, чтобы... что? Головой не вымыли унитаз? По кругу не пустили? Ничего не лице не выжгли? А разве не всё так или иначе вело к этому? Саске не был ведущим актёром непревзойденного таланта, он едва ли знал, как так балансировать и сумеет ли на практике. Это не фильм, где какому-то левому человеку удается удивить дядю, стать любимцем да тем самом огородить себя от проблем, пока дядю не уберёт другая дядя. Да и Саске не школьница в блядской беде. Он Учиха.  И едва ли откровенно видел разницу: разве что в близости в хозяйский ноге, что не чем не лучше по совокупности тяжести того, в чем это подразумевало участие. Да и не в том суть. Если дано сработать инстинктам самосохранения, то... как долго? Куда это должно привести? А почему Итачи привело туда, куда привело?

- ...

Не видеть бы его никогда и дел никаких не иметь. Но... если честно, оставить его - в этом месте - желания не появилось, как бы сам себя не убеждал. Просто потому, что Учиха. И, если всё так сложилось, то вот в таком вот состоянии Итачи должен оказаться на отцовском ковре, чтобы тот это увидел. Посмотрел разочарованно. Решил вопрос по-семейному, так, как принято у них. Это было бы правильно. И справедливо. И подарило бы Саске хотя бы каплю удовлетворения. Вот что должно случиться с Итачи. А то, что он предлагал ковер если так и полагался, то скорее всего тот лишь, в который удобно замотать труп, прежде чем сбросить в реку. Одного, обоих, вместе - без понятия. Раз Итачи до сих пор жив, значит приносит... тем ублюдкам какую-то пользу. Деньги ли или что-то ещё. Не то чтобы Саске недооценивал себя до такой степени, чтобы считать, что и сам не способен будет принести денег. О, способен. И не только денег. Только это не то, что ему хотелось и не то, что даже в сложившейся ситуации... ладно, воображение рисовало слишком отчетливо. Но наиболее беспринципные из его коллег как-то в таком уживались, знаете ли. Найти баланс доверия у того, кто не доверяет, и лимиты собственного терпения, заглушая раздражение и брезгливость... вроде того, так?...

"Верь мне."

Прикосновения когда-то очень знакомых рук вытянуло из глубокой ямы, в которую Саске впал в несколько мгновений, сам того не заметив. Он не вздрогнул, не дёрнулся: всё здесь будто нереально, он сам здесь будто не по-настоящему, психика шла по знакомому принципу, потому и прикосновение Итачи было таким же. К тому же, тот вовсе не тёплой, да и жест совсем лёгкий. Инфернальный, да. Разве что кулаки сильнее сжались, а по скулам можно было считать вновь подступившее напряжение.

Он всё-таки поднял на брата глаза. Переполненный чем угодно, что хочешь, то и найдёшь, ничто не окажется ошибкой, правда. Но вот Итачи... Саске и раньше с трудом способен был сказать, что творилось в его голове, что там прятало "зеркало души". А сейчас - совсем ничего. не знал. И близко не представлял. Совсем. Наглухо. И это... если честно, это пугало. Потому что Саске совсем упустил момент, когда так стало. Но итог ему не нравилось. От итога этого внутри неприятно, как-то тягуче и... подташнивало. Хоть и отличным от грязных стен и вони образом. Это... другая брезгливость. и сожаление тоже - другое.

"Верь мне."

Молча. Просто смотрел, пока внутри, с одной стороны, всё деревяннее в холоде, а с другой - закипает в том, что имело слишком много определений. Наверное, снова он в роли живого и бушующего, да? Что взять: сколько себя не обрубай, то, чего недодала природа старшему, так или иначе найдёт лазейку в младшем.

- Всё это... каждый сраный клок этого дерьма... Итачи, разве это - стоило всего того, что у тебя было и могло бы быть? Разве, чёрт подери, мало... чего ещё тебе не додала семья, Итачи? - они всегда были там для него. Для Саске - лишь остатком, если припадало; он не жаловался, ведь понимал, что это не просто так. Что Итачи отплатит за потери младшего собственным успехом, будущим, новой семьей, гордостью, всем тем, что будет стоить того... но... блядское окружение... вся эта чёртова хуета кругом...

- Ты даже не пытался, чтобы теперь заикаться подобным вопросом, - очень глухо, очень тихо и злобно. На уровне случайно выскользнувшей вслух мысли. Какими бы глазами Итачи не смотрел - не смог бы. Потому что... даже свои, с самой высокой из башен, привели его сюда. И теперь "глаза" Саске тоже здесь. Переполненные, что ничего - четко - ими и не разобрать.

"Как?"

0


Вы здесь » наруто: [по]дихати » I.III: НОНСЕНС » Семейное значит друг друга не бросать; на постоянной основе


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно